От этого последнего броска Седрик кое-как пришел в себя и с трудом приоткрыл веки. Он был уже один в маленькой комнатке с двумя стульями и дверью. Стулья были не одинаковыми: тот, на который робот швырнул капитана, был низким, словно бы сделанным для подростка, второй стул был непомерно высоким, с высокой спинкой и парой ступенек, ведущих к сидению. Стены были обшиты все теми же металлическими пластинами, что и в доках, но здешний металл был гладким и блестящим, без следов коррозии или тусклого налета. Здесь было чисто: даже пол сиял так, как никогда не сияли тарелки на Морже. Морж... Роботы забрали только его или всю команду схватили и приволокли сюда? Седрик понятия не имел. От этой холодной сверкающей чистоты, от слишком яркого света с непривычным голубоватым оттенком у Седрика создавалось ощущение, что сейчас его, так детально освещенного, порежут на части и будут с интересом рассматривать. Кто? Наверное, люди. Что ж, пускай попробуют!

Люди... Седрик давненько не видел людей. Ну, если не считать плакатов, которыми были увешаны стены нижнего Прометея: прекрасные светлокожие фигуры, высокие, статные, в развевающихся одеждах, милостиво простирают руку над темной массой жалких сутулых и горбатых существ, таких, как Седрик. Были еще сюжеты, в которых те же светлые фигуры, но уже с суровым выражением на прекрасных лицах посылали молнии в уродливых и гнусных на вид нарушителей - контрабандистов, воров, нерадивых работников. Изображения, намалеванные на рулонах прозрачной пленки, были не весть как хороши, но главную мысль передавали отчетливо.

Седрик поднялся со стула, ощущая противную слабость в ногах, и прошелся по комнатке. Все-таки, что же его команда? И зачем его притащили сюда? Мысли ворочались в голове вяло и хаотично, внимание капитана все время ускользало куда-то. Ответ на вопрос был так очевиден: конечно же, карта. Все из-за карты. Зачем бы еще он мог понадобиться людям? Седрик сжал кулаки. Каждая сволочь на этой проклятой станции покушается на его находку! Ну уж нет! Это ему суждено ступить первым на забытые уровни Прометея, это он раскроет его тайны, это он, Седрик, соберет все сокровища, которые таятся на загадочных старых уровнях! Никакие бандиты, никакие гребаные люди его не остановят.

Капитан упрямо сжал зубы и уставился в стену невидящим взглядом. Конечно, без команды Морж не сдвинется с места. Так что если роботы заграбастали его парней, то никуда он не поплывет и никакие тайны не раскроет. Скорее, сейчас придет какой-нибудь мясник, и раскроет брюхо самому Седрику, в надежде вытянуть из него, где он спрятал карту.

С другой стороны, зачем бы она людям?  Как будто они позволят себе опуститься до того, чтобы рыскать по океану и шакалить по заброшенным станциям! Они сроду не интересовались такими экспедициями, разве что сверху мог поступить заказ на какой-то особенно редкий морской деликатес или какую-нибудь необычную вещицу, и на этом все. Седрик бродил по комнатке, измеряя ее шагами: три в длину, четыре в ширину. Прошло уже порядочно времени, и капитан прекрасно понимал, что за игру с ним затеяли его тюремщики: хотят промариновать его в чувстве беспомощности, неопределенности и бесцельном ожидании. Он криво усмехнулся, с громким скрежетом поставил высокий стул напротив двери, взобрался на него и принялся терпеливо ждать.

Кажется, прошла целая вечность, прежде чем наконец отворилась дверь. По крайней мере, Седрик успел порядком проголодаться и на него уже давно навалилась изнурительная слабость и сонливость вдали от воды, из чего он сделал вывод что его продержали в комнатенке никак не менее двенадцати часов. Человек, почтивший, наконец, своим визитом капитана, остановился в дверях. Он напоминал те фигуры с плакатов лишь отдаленно - та же белая с каким-то розоватым оттенком кожа, темные, коротко стриженные волосы, небольшие глаза, совсем непохожие на глаза Седрика и ему подобных, совсем иначе устроенный нос... Тело человека, точь-в-точь как на плакатах, драпировали роскошные и яркие полотна материи - таких ярких и чистых цветов не увидишь на нижней станции. За этими яркими красками уродство, которое сквозило в каждой черте человека, было не так приметно, но все же до конца его скрыть было невозможно: фигура человека под разноцветной тканью была рыхловатой и аморфной, белые вялые руки с опухшими суставами поигрывали изящной золотистой тросточкой с набалдашником  виде головы какого-то чудища, лицо было одутловатым и каким-то неправильным, непропорциональным, словно бы красивое лицо с плаката кто-то сдавил по бокам клещами, а потом как следует расплющил. Человек задержался в дверях, и высоко подняв подбородок с презрением осмотрел Седрика с головы до ног. Капитан знал, что должен встать и поклониться, но обстоятельства не слишком располагали его к тому, чтобы соблюдать этикет. Из-за спины человека выглянул собрат Седрика, крупный, под стать Алексу, и злобно сверкнул большими круглыми глазами на капитана. Он в один прыжок оказался возле капитана и выбил стул из-под него одним пинком. Седрик успел вскочить, но на его колено тут же обрушился удар сбоку, едва не выбив сустав. Капитан повалился на четвереньки.

- Поклонись господину, дерзкая гнида! - зло прошипел прислужник человека, и тут же отступил в сторону с какой-то жалкой ужимкой склоняясь перед своим хозяином.

Человек не проронил ни слова и остался безучастным. Когда Седрик, наконец, принял подобающее, по человеческому разумению, положение, а прислужник суетливо поднял высокий стул и поставил его на место, он, наконец, не спеша шагнул в комнатенку и, тщательно расправив сладки своего роскошного одеяния, царственно уселся напротив капитана.

- Усади это, - человек вытянул руку и ткнул указательным пальцем в сторону Седрика.

Прислужник расторопно поднял упавший на бок маленький стул и толкнул к нему успевшего уже подняться на ноги Седрика.

- Много лет назад, - неторопливо начал человек, ни к кому не обращаясь и разговаривая словно бы сам с собой, - мой народ, разумный и добрый, нашел жалких существ, пресмыкавшихся в грязи и убожестве, уродливых, ничтожных и недоразвитых. Мы простерли над ними свет разума, даровали им чудеса нашей науки. И что же мы получили взамен? Эти твари лишь тянули нас назад, паразитируя на нашем разуме и нашей доброте, высасывали все соки из нас, портили все, что мы даровали им.

Он сделал паузу, и, кряхтя, уселся поудобнее. Медлительность и размеренность его голоса раздражала уродливого, ничтожного и недоразвитого Седрика сильнее, чем скрип металла по стеклу. Он уже много раз слышал эту историю, перепетую на разные лады: она была извечным ответом на вопрос таких, как Седрик - откуда мы произошли, кто мы такие, почему мы так отличаемся от людей? Вся эта волынка может и впечатляла Седрика, когда ему было лет десять, и когда он еще не видел людей вживую.  Но теперь, трезво посмотрев вокруг, Седрик готов был поклясться жизнью, что что-то в этой сказочке серьезно не так. Капитан скривился:

- На твоем разуме и доброте даже актиния паразитировать не сможет. Давай к делу, высшая гниль.

Тяжелый удар сшиб Седрика со стула, и еще один тут же прилетел в живот, когда он повалился на пол. Пока капитан лежал на полу и хватал воздух ртом, человек лениво рассматривал кончик своей трости, потом так же медленно и неторопливо, как говорил, приложил кончик трости к плечу капитана, словно хотел попробовать, "живо ли оно". Сквозь плечо Сердрика резко прошил разряд тока, такой болезненный, что он едва сдержал вопль.

Громила-прислужник рывком поднял на мгновенье осоловевшего от боли капитана за шкирку и снова швырнул на стул.

- Оно слишком наглое, - поморщился человек. - Великий народ людей даровал ему все, но оно неблагодарно...

Седрик хотел бы вставить ядовитое замечание, но внезапно вспыхнувшее в мозгу воспоминание о только что пережитой боли заставило его придержать язык.

- Оно нашло путь к священным костям наших предков и хотело осквернить их своими гнусными прикосновениями.